Глава 30

Слова ведуна меня озадачили, но он тут же меня отвлек от дурных мыслей, сказав, что все должно быть так, как надо. И не стоит попусту переживать. Потом, взглянув на меня долгим, проницательным взгля­дом, старый добавил:

– Запад уже сейчас изменил наше сознание, Юра! Посмотри, на что только не идут люди ради наживы, ради денег, вещей и удовольствий. Но это только начало. Когда наступит время реставрации капитализма и те, кто сейчас у власти, начнут растаскивать народное богатство, ста­нет намного хуже. Запад через средства массовой дезинформации так изменит сознание масс, что за деньги можно будет добиться всего, что угодно. Были бы они прокляты! Деньги превратятся в нового нашего бога, и их навязчивый эгрегор заставит многих, очень многих брать взятки, предавать друзей и близких, своих родных, свою землю и Ро­дину. Словом – все, что можно продать. Все, Юра, все! Эгрегор денег будет стремиться разрушить любовь, дружбу, люди превратятся по отношению друг к другу в хищников, а по жизни в добытчиков денег. Ничего святого в их душах уже не будет. Все: и совесть, и честь, и благородство, и любовь, и сострадание -все высшие качества, ко­торые отличают человека разумного от обезьяны, эгрегором денег в душах людей будут разрушены. На Россию упадет сумрак наживы и безумия. Тот, кто будет пытаться производить, останется без штанов. Тот, кто станет торговать, из воздуха сделает миллио­ны. Банальные спекулянты-перекупщики превратятся в уважаемых людей. Женщины, чтобы заработать, начнут продавать не только тело, но и своих детей... Все это ты скоро увидишь, Юра. Скажу боль­ше: многие твои друзья-товарищи тебя предадут, многие просто от без­выходности сопьются...

Но ты помни, что перед тобой в своём большинстве не природные шудры-холопы, а опустившееся, обманутое, сломленное и запуганное властью денег первое высшее сословие. По-научному – охищенные диф­фузники. Поэтому, как бы тяжело и трудно тебе с ними не было, не ожесто­чайся. Всегда различай природных холопов от опустившихся и сломлен­ных. И помни, что их, этих людей, можно поднять. Просто нужны будут определенные усилия, прежде всего, в информационном плане. «Шудру» отличает от диффузника крайнее невежество. Шудра всегда самодостато­чен. Он ничего не хочет знать, кроме того, чем уже располагает. Охищен­ный, обманутый и запуганный труженик всегда к знанию стремится, он в действиях и убеждениях неагрессивен. И, как правило, постоянно борется с голосом своей совести. Этих людей видно, ты не ошибешься. И еще вот что: что бы с обществом ни происходило, как бы диффузники с ума ни сходили, воины духа и, тем более, жрецы всегда останутся несломленны­ми. Поэтому, работая с представителями первого сословия, ищи своих. Ищи людей своего духовного уровня и выше. Если что со мной произой­дет, тебе поможет та информация, которую я оставляю в конверте.

С этими словами хранитель по-отцовски меня обнял и добавил:

– Я с тобою не прощаюсь, Гор. Чтобы ни случилось, не прощаюсь! Понял?

Я, ничего не поняв, с умным видом ему кивнул...

По совету старого, в Кондинском я не остановился, на его второй лодке (дюральку участкового пришлось оставить у «знахаря») на ско­рости я проскочил село и направился к устью. Теперь мой путь лежал на Ханты-Мансийск. Там, в Самарово, я должен был оставить у одного знакомого лодку, а сам отправиться к себе домой в Сургут на «Ме­теоре». Через 4-6 часов хода, наконец, я выскочил на гладь Иртыша и, развернувшись к Северу, помчался на полном газу в сторону «хантов». Лодка летела, как птица, но я не замечал скорости, не замечал ни вы­сокой волны, ни летевших в лицо брызг. Весь путь я думал о том, что услышал от старого. Традиционно наши разговоры часто касались ре­лигии. Хранитель, как я понял с нашей первой встречи, считал любую религию одной из форм тихого помешательства, где люди, не понимая и не осознавая, что делают, вместо того, чтобы знать и взаимодей­ствовать, являясь частью всего сущего, добровольно переводят себя в плоскость веры и примитивных, связанных с ней магических манипу­ляций. Ведун убежденно доказывал, что любая религия, какая бы она ни была, всегда ограничена своим эгрегором, который никак не может быть «заинтересован» в свободе тех, кто ему принадлежит по праву. Что это, если не духовное рабство? Отсюда и фанатизм в религии. И чем эта вера более ограничена и примитивна, например, в того же Ал­лаха и Иисуса, Яхве или какого-либо языческого бога, тем больше в ней фанатизма и ненависти к другому пониманию Создателя... Слушая рассуждения старого о сути религий, я невольно его спросил:

– Ну, а какой выход? Что делать с религиозными чувствами? Это мы с тобой «безбожники» от религиозных переживаний не страдаем, а другие без них жить не могут. Отними у них эти чувства, и духовно люди превратятся в ничто, останутся без внутреннего стержня. Либо они сопьются, либо, чтобы выжить, создадут себе бога сами.

– Либо погрузят свое сознание в мир суеверий, – продолжил мои рассуждения ведун. – А ты когда-нибудь задумывался, откуда взялось в душах людей это религиозное чувство? – спросил он меня

– Признаться, нет, – качнул я головой.

– Тогда я тебе скажу: из лунных язычных верований, отрок. Они все эти верования для того когда-то и создавались, чтобы воспитать в ду­шах людей то, о чем ты говоришь, так называемое религиозное чувство. Для большей же убедительности в существование небесных антропо­морфных богов «ими» были придуманы всевозможные жертвы. Посред­ники же между человеком и горним миром, языческие жрецы, как могли, так и вбивали в души людей страх перед постоянно требующими кро­вавых жертв грязной мысли, но справедливыми богами»... Постепенно этот страх опустился в душах людей до уровня бессознательного. Как говорят в науке, до генетического уровня. Он и явился тем самым строи­тельным материалом, из которого в головах возникло все мистическое и непонятное. По своей сути религиозное чувство, которым так гордятся те же мусульмане, христиане или иудеи, видоизмененный страх перед неиз­вестным. Когда это чувство окончательно в бессознательном людей закре­пилось, с институтом язычества, как сделавшим свое дело, было покон­чено, людям же предложили искусственные, специально состряпанные для управления ими религии. Как видишь, психотехнологии С.Т. и здесь сработали и на высоком уровне. Теперь к этому самому религиозному чув­ству можно привязать все, что угодно, начиная от сатанизма, кончая атеизмом. Было бы куда привязывать...

– Из твоих слов получается, что все религиозные фанатики и, во­обще, склонные ко всему мистическому граждане – люди особой кате­гории?

– А чему ты удивляешься, отрок? Из людей тоже выводятся поро­ды, как и из собак или кошек. Только тихо, незаметно. Без рекламы. Ты когда-нибудь встречал фанатиков? Необязательно в религии. Весьма сложные создания.

– Ну, а что ты предлагаешь? Как к таким вот религиозным чувствам людей относиться? Если оно закреплено на генетическом уровне?

– А никак, – развел руками старый. – Ты ведь знаешь: «родится черт с лысинкой, с лысинкой и подохнет». Пока их надо оставить в по­кое. Не все же с ума посходили. Сколько вокруг людей, у которых страх перед неизвестным и необъяснимым проявляется только тогда, когда их нечто подобное касается. В повседневной жизни они, как правило, не религиозны и не фанатичны...

– А что вот таким, свободным от фанатизма и религиозности, мож­но предложить? – спросил я прямо.

Хранитель, обдумывая мой вопрос, несколько минут молчал, а по­том, взглянув на меня, спокойно, с расстановкой, отчеканивая каждое слово, сказал:

– Предлагать и навязывать ничего не надо, отрок, а вот познако­мить можно, показать, откуда мы пришли и через какие тернии. И популярно объяснить, что все новое, которое нам предлагают и будут еще долго предлагать, – путь в тупик. Дорога в никуда. В лучшем случае к новым видам человекообразных приматов. И чтобы выжить и не только нам, собственно людям, но и всем гибридным земным расам, надо вернуться к нашему звездному прошлому, к орианской традиции предков. Не к языческому наследию, как будут предлагать новоиспе­ченные язычники. По сути, те же перекрашенные христиане, а к тому наследию, которое было нами утрачено двенадцать тысяч лет тому на­зад. Когда люди не знали никаких религий. Когда самым главным для человека являлось целостное единое знание о законах мироздания. И взаимодействие через эти законы с самим Создателем. Когда люди считали себя не царями природы, как сейчас, а ее частью...

– Но как вернуться к тому, о чем никто не знает? Не зря же С.Т. так стараются и по Атлантиде, и по Ориане? Никаких сведений о древних цивилизациях – будто бы их и вовсе не было!

– «Шило в мешке не утаишь», отрок, о магических цивилизациях древности на Земле все равно известно. Знания уничтожить невозмож­но. Можно извести носителей информации: уничтожить тек­сты, надписи на камне, наконец, архитектуру, как это делается у нас в Союзе... В конце концов вырезать хранителей, но само знание все равно уцелеет. Оно сохраняется в поле, и любой посвященный мо­жет им воспользоваться. Главное, чтобы он, этот посвященный, не был привязан ни к одному из эгрегоров, – прочел свою короткую лек­цию старик.

И вот сейчас, когда я сидел в лодке и с волны на волну несся на север к Ханты-Мансийску, в голове звучала эта лекция. Легко сказать – вернуться в оккультную традицию древней Орианы – Гипербореи! Для начала надо хотя бы попытаться возродить институт духовного не­равенства. Отсеять от генетически и духовно здоровой части человече­ства говорящих нелюдей...Иначе они, эти вот отбросы с материализо­ванными мозгами, все равно окажутся у власти. Как говорил «знахарь» – дело не в политике и не в общественно-экономической формации, а в природе самого человека. Дорвавшиеся до власти дегенераты и психо­паты умеют жить только для себя. Для того им и нужна власть. На общество же им плевать. Судьба масс их не интересует... Думая над словами старика о забытой орианской традиции, я невольно вспомнил об одной высказанной старым тайне нашего прошлого. Как-то перед сном он меня спросил:

– Ты знаешь, Юра, сколько лет было Светославу, когда он погиб?

– Кажется, 25. Он был убит в 967 году, – припомнил я. – А родился в 942-м.

– По летописи, его внебрачный сын Владимир появился на свет в 956-м. Олег был на год старше Владимира. Ярополк же был старше Олега и тоже, как минимум, на год. В некоторых хрониках даже ближе. Ты понимаешь, что получается? Что Владимир родился, когда Светос­лаву было 14, средний сын родился, когда Светославу было 13. Стар­ший сын появился на свет, когда Светославу было либо 12, либо 11... Помню, как сказанное стариком меня потрясло. Я, открыв рот, слушал его и никак не понимал, почему ученые-историки на такую вот вереницу не обращают внимания.

– Если Ярополк родился у Светослава, когда ему было одиннад­цать, то, выходит, князь женился в десять! Какое-то безумие!!!

– В том-то и дело, отрок, и это тогда, когда в обществе бытовал закон, по которому молодые парни имели право на женитьбу только после 25-ти лет. А на рождение первенцев – после 33-х, когда открыл­ся последний духовный центр, или ядро Сварога. Если дети рождены раньше этого срока, они считались в чем-то неполноценными. Отцы же, за такое дело опозоренные, превращались в изгоев. А тут князь! Да еще в законном браке с одиннадцати или даже с десяти лет!?

– Ничего не понимаю, – признался я. – Выходит, что вся эта святая троица – Ярополк, Олег и Владимир сыновьями Светослава и быть не могли?

– А ты слышал о жене или женах Светослава хоть что-нибудь, Юра? О них в летописях ни слова! Можешь проверить, – усмехнулся ведун.

– Так что же получается? Что Ольга – его мать – до Игоря была замужем? И от того, кого она родила в первом браке, появились все эти выше названные ребята, а по древнему семейному закону, если по­гибал отец, то его детей обязан был усыновить его брат. Этим братом и оказался рожденный от Игоря Светослав.

– Вот тебе, отрок, и «ход конем», прорыв к высшей власти став­ленников С.Т. Особенно, если учесть, что кровь Светослава на руках его сына Ярополка. Это он возглавил в Киеве прохристианскую пар­тию и объединил вокруг себя христиан Хазарии... Но потом что-то там у «них» не сложилось... Может, по молодости Ярополк поторопился, убив Олега... Поэтому и была сделана ставка на Владимира, – выска­зался седоголовый хранитель. – Вспомни, Юра, откуда была привезена Игорю Ольга? Из Болгарии. Она была христианкой с рождения. Лето­пись же говорит, что княгиня Ольга приняла христианство от самого Базилевса в Константинополе, все лжет. К тому же она была написана в XI веке и христианином...

–  Для того, чтобы скрыть истину? – спросил я.

–  Ты догадлив, юноша, именно для этого, – кивнул ведун.

– Ты опять разрушаешь все представления о прошлом, – покосился я на него.

– А что прикажешь делать? – пожал он плечами.

– По твоему выходит, что династии Рюриковичей у нас на Руси во­обще не было?

– Думай, как знаешь, – усмехнулся старый. – Я тебе на примере Ольги и ее отпрысков, отрок, показал, как работают С.Т. по подмене династий, как С.Т. пользуются нашими же законами. А насчет Рюри­ковичей ты прав только наполовину. Линия Владимира хазарская – это так, но не только по матери – Малке, но и по отцу, хотя христианские летописи, по приказу псевдорюриковичей, и были исправлены, а мно­гие и просто уничтожены, есть сведения, что первый муж Ольги был хазарин. Это утверждает одна полузабытая болгарская летопись...

– Но почему я прав только наполовину? – прервал я старого.

– Потому что на Руси имели место еще две венетские княжеские ли­нии. Одна линия Трувора, а другая Синеуса. Оба – и тот, и другой князья были братьями Рюрика. У них тоже были дети. С этой стороны кровь Рюриковичей и присутствовала у наших многих князей и правителей...

– Получается, что генеалогическое древо доромановского времени тоже подлог? – спросил тогда я хранителя.

– А ты как думал? – сказал он, пожелав мне спокойной ночи. По­нятно, что ночи спокойной у меня тогда никакой не было. Всю ночь не спал! И позднее то, что он мне тогда поведал, из головы никак не выходило... И тогда, сидя в летящей, как птица, моторке, посреди Ир­тыша, я невольно думал о загадках, которые мне задал старый... По­лучается, что у нас, русских, полностью украдено все наше прошлое. Куда ни кинь – везде ложь. О древней русской империи знают только избранные. Для остального населения ее никогда не было... Какое-то скифское царство, где-то какие-то сарматы и племена массагетов... Все названия греческие... А где же наши, русские? Ах, да, после Орианы бореалы построили легендарную полумифическую Арату, потом ее стали называть Артанией. «Ар» на древнерусском обозначает Зем­лю, «Таня» – одно из имен Лады. Все это так, но официальная наука считает, что скифы, сарматы и массогеты – саки говорили на северо­иранском языке и русскими не являлись. Это тоже самое, если заявить, что украинцы говорят на украинском языке, следовательно, русскими быть не могут. И смешно, и нелепо, но с юридической точки зрения, никуда не денешься. И ничего с этим не поделаешь – украинцы есть украинцы. Также как скифы есть скифы... Кругом куда ни кинь, ложь! И не просто ложь, а многослойная, научно обоснованная, опирающая­ся на авторитеты. Тоже самое и с династией Рюриковичей. Теперь по­пробуй разобраться, где княжили потомки Владимира, а где Синеуса и Трувора? По киевским летописям, все вдруг стали отпрысками равно­апостольного. Все генеалогическое древо сведено к нему одному, как будто других князей на Руси и не было... С такими вот мыслями я прие­хал из Хантов в Сургут и, выйдя на три дня раньше на работу, сразу же попросился в командировку. Хотелось как-то отвлечься, успокоиться, а потом начать свое собственное расследование. Незаметно пролетел месяц, второй, наступила осень, потом зима. Перед Новым годом я на­шел в своем почтовом ящике письмо от Сергея Борисыча. Участковый поздравил меня с праздником, коротко написал о своих делах и упо­мянул, что у старика все хорошо, что он передает мне привет и ждет летом к себе в гости... Прочтя письмо друга, я, наконец, успокоился.

– Слава Всевышнему, у старого все нормально! Значит непременно увидимся и продолжим дальнейшие занятия, – подумал я про себя.

Теперь я со спокойной душой работал над изучением древних карт, часами сидел в читальном зале над книгами и занимался духовными практиками. Нагрузка ускорила ход времени. Незаметно пришла весна, за ней наступило лето. До моего отпуска оставалось не больше неде­ли, и я начал уже готовиться к поездке на Конду, как вдруг произошло такое, что круто изменило ход моей жизни. Вечером я, как всегда, по­читал книгу. Посмотрел по телевизору новости и в хорошем настрое­нии отправился спать...

Но в четыре часа ночи какая-то неведомая сила меня разбудила. Я вскочил с кровати как ошпаренный.

– С хранителем что-то произошло, – мелькнуло в сознании. – Со стариком беда! Надо срочно ехать! И как можно скорее! Трясущими­ся руками я наскоро собрал свои вещи, в 8 утра позвонил своему на­чальнику, что мне позарез надо в «ханты», я чуть не бегом помчался в речпорт, но как я ни торопился, все равно опоздал. «Метеор» ушел без меня. Осталось утешить себя мыслью, что через день я окажусь в Ханты-Мансийске, а там, если будет все хорошо, за 8-10 часов до­берусь до пасеки. Я помню, как первым выпрыгнул из «Метеора», как спихнул на воду свою лодку, поставил на нее мотор, залил в бак по­больше бензина, но сама дорога выпала из памяти. За кормой ревел мотор, лодка на скорости рассекала волны Иртыша, но мне казалось, что она стоит на месте. На реку опустилась ночь, но мне было все рав­но. Я чувствовал, что устье Конды не пропущу, все равно и при свете звезд обязательно его увижу. Как я вошел в Конду, тоже не помню. Главное, что не заблудился и не потерялся. Какая-то неведомая сила вела меня точно по нужному мне маршруту. В предрассветном тумане я проскочил Кондинское. Село спало праведным сном, и меня вряд ли кто слышал или кто видел. И вот уже утром я, наконец, достиг плеса, в конце которого на яру стоял дом старого. Лодка шла по глади реки, а я никак не мог понять, куда подевался дом. На берегу никаких строений не было. Железные когти тревоги сдавили сердце, предчувствие не об­мануло – со стариком случилось непоправимое! Я пристал к берегу и бегом выбежал на яр. Дома ведуна не было! На месте его лежали одни головни. Были целы сарай, пасека, навес над его импровизированным спортивным залом, даже забор, но и только.

– Все-таки добрались, – мелькнуло в голове. Вычислили, нашли и кончили. Потом еще и сожгли. Все как положено, чтобы и концы в воду. – Но, может, все-таки пожар случайный? Старик жив и ждет меня где-нибудь? У того же Сергея Борисыча или где-то здесь неподалеку? Но тогда, почему он меня не встречает? Звук моего мотора-то он, на­верняка, услышал? Где он? В глубине души голос надежды боролся с отчаянием. Добрых два часа я бродил по руинам дома, надеясь хоть что-то найти на память о «знахаре». Ничего, кроме углей и пепла!

– Тогда возьму кирпич от печи, – подумал я. Но тут в памяти возник «колдын».

– Меч? Где его потрясающий ордынский меч? Надо его обязательно найти. Он ведь не мог сгореть. Я взял палку и стал ею разгребать груды углей. Где старик хранил свою драгоценность, я не знал, поэтому решил разобрать завалы на всем пожарище. Было ясно, что до меня на месте пожара кто-то уже побывал: собак-лаек в вольере не было, куда-то ис­чезли из сарая висящие здесь сети... Может, тот, кто здесь копался нашел и сгоревший меч? – подумал я. А потом, где остатки старого? Хоть что­то от него должно было остаться – от такой мысли по телу пробежала дрожь, но в душе что-то противилось, никак не хотело принимать то, что диктовал разум. Разум же был неумолим, и от этого становилось не по себе. В разгар моих поисков я услышал гул лодочного мотора. Бросив свое безнадежное занятие, я вышел на яр и увидел, как по плесу «идет» на полном газу казанка участкового. Выйдя на берег, Сергей Борисыч молча пожал мне руку и, поднявшись на яр, сказал:

– Под утро я услышал мотор и понял, что это ты. Другой бы в та­кую рань вверх не поехал. Как видишь – не ошибся...

– Что же произошло? – спросил я милиционера.

– Нашего деда убили, Юра, убили и сожгли, – вздохнул участковый. – Вчера мы со следователем весь день здесь копались, – показал он на пепели­ще. – Нашли сгоревшие останки трех человек. Кто такие установить, конеч­но, не удастся. Одни обгорелые кости. Старик тоже сгорел вместе с теми, кто его убивал... Похоже, они подожгли тогда, когда уже все кончилось. Ста­рик, видимо, почувствовал и сопротивлялся. Те, кого он ухлопал, сгорели вместе с ним. Как в таких случаях говорят – «без следа и следствия». Собак его я вчера забрал. Они твои, Юра. Он мне как-то сказал, что если с ним что­то произойдет, его зверовых я должен передать тебе... Чувствовал старый...

– У меня вот какой вопрос к тебе, Сергей Борисыч, – перебил я его.

– Когда вы разбирали пепелище, нашли саблю старого?

– Какую еще саблю? – удивился участковый. – Я никогда у него никаких сабель не видел.

Тогда я рассказал участковому о «колдыне» и том, что старый по­ведал мне о тайне его ковки. Сергей Борисович выслушал меня молча, потом сказал:

– У старого и ружья-то не было... Теперь я понимаю, чем он этих ребят оформил. Все топоры у него там, в сарае, – показал он рукой.

–  Но тогда, где его меч?

–  Ясно где. У тех, кто его убил и сжег, – отозвался участковый.

Слова Сергея Борисовича все поставили на свое место. На мгно­вение я представил, как в тихую безлунную дождливую ночь неиз­вестные окружили дом пасечника и, ворвавшись, в упор расстреляли оказывающего сопротивление хозяина... Только возник вопрос, так ли все это произошло? Почему ведун не почувствовал заранее опасность? Наконец, не прочел мысли тех, кто окружил его дом? Что-что, а откло­нение в ментальном поле старый чувствовал и чувствовал хорошо. И наконец, почему не ушел из окруженного дома, пользуясь телепорта­цией? Ему ведь это было под силу? Вопросы, одни вопросы.

– Те, кто пришел приговорить пасечника, были не простые люди, – подумал вслух Сергей Борисович. – Старый умел многое, но не ушел.

Из слов, сказанных участковым, было видно, что он занят теми же мыслями, что и я, и его смущает загадка смерти «знахаря»... Мы бро­дили с ним по пепелищу и ощущали почти одно и то же.

– Ну что, поехали? – обратился ко мне Сергей Борисыч. – Хозяина пчелам я нашел, через день – два пасеку вывезем. Надеюсь, косолапые до нее за это время не доберутся...

Обратно в Кондинское мы возвращались на лодке старого. Казан­ка участкового, доверху нагруженная несгоревшим скарбом убитого, осталась на пасеке.

– Когда поеду за пчелами, тогда ее и заберу, – на мой вопрос от­ветил Сергей Борисыч...

– А что мне делать с лодкой нашего дедушки? Теперь она мне уже не нужна, – спросил я участкового.

– А на чем ты повезешь своих собак? – посмотрел он на меня. Те­перь ты у них за хозяина...